Молодые годы короля Генриха IV - Страница 129

129

королевстве. Оно оказалось безнадежным; но так как никто, собственно, ничегодругого и не ожидал, то каждый считал себя тем более вправе возмущаться. Именноскопом возмущаемся мы особенно горячо и лишь по поводу фактов, о которых знаютвсе. Услышав свежие новости, люди раскачиваются крайне медленно, но тем быстреедействует оглашение того, что давно известно и о чем просто не решалисьговорить. В сто тысяч талеров обходятся казне ежегодно королевские охотничьисворы, обезьяны и попугаи. И это еще пустяк в сравнении с чудовищными суммами,которые поглощает орава его любовников. Одному из них даже вверили управлениефинансами. Оратор заявил об этом во всеуслышание и добавил: — В наши временавсе можно делать, нельзя только называть вещи своими именами. — Но так как онсейчас отважился на это, то собравшиеся возомнили о себе невесть что, как будтотем самым уже положено начало какому-то повороту и в центре событий стоятименно они.

Председатель счетной палаты перечислил еще немало промотанных миллионов,жаловался на высокие налоги, на их несправедливую раскладку, на продажностьвсех, кто их собирает, — особенно отличается в этом отношении любимец королягосподин д’О, скажем просто О. Однако оратор забыл назвать многих других, хотяи те брали на откуп налоги и выжимали из народа все соки. Но среди них были, послухам, и члены дома Гизов, а упоминание их имен оказалось бы совсем некстати,принимая в соображение то, что должно было сейчас произойти. Когда он кончил,служители приволокли вместительные мешки, из которых потекло золото испанскойчеканки, и текло оно, не иссякая. А казначей, следуя приказаниям герцога Гиза,распределял деньги среди старшин, священников, влиятельных граждан, чиновникови военных. За это каждый проставлял свое имя на листе с именем лотарингца и приэтом еще выкрикивал: «Свобода!»

Так была заложена основа Лиги. И тем самым, как только были опорожненымешки с испанскими пистолями, создан и союз с целью отдать в руки одной партиивсю власть в стране. Партия получила ее, притом в такой мере, что в течениемногих лет сплошных ужасов и неудач королевство стояло на краю гибели, корольбыл совсем загнан в угол, и все человеческое отброшено назад на многопоколений. Именно здесь этому было положено начало, и в то время как счастливцыпоспешно распихивали по карманам иноземные деньги, даже не взглянув на чеканку,с улицы неслись крики: — Да здравствует Гиз! Свобода!

Это провозглашал своему вождю многая лета обманутый народ. И вождь имел всеоснования ожидать, что его примут всерьез, так же как и его сторонников изрядов черни. Да и точно ли обманутый? Народ ведь никогда не бывает обманут дотакой степени, как потом уверяют… Испанское золото видели только сторонникиГиза, а народ видит лишь белокурую бороду, и он пленяется ею. Но в душе онотлично знает, что до спасения религии ему нет дела и что никакого сказочногопробуждения к новой жизни нет и не будет. Черни просто хочется грабить,прогнать других с работы, обогатиться; хочется пошуметь, покуражиться и хочетсяубивать. Так оно и бывает, когда кучка сброда, в которой есть и простолюдины ипочтенные горожане, создает какую-нибудь Лигу для подавления свободы совести.Тем громче орут «Свобода!» и обманутые на улице и обманщики в домах; этопоказывает, что раз их обманывают, они тоже хотят обмануть.

Среди обманщиков, которые остались в церкви, только что набили себе карманызолотом и вдруг возжаждали свободы, были и «умеренные», считавшие своевременнымприсоединиться к Лиге. В том числе даже новообращенные гугеноты; и оправдывалиони себя тем, что тут присутствует Генрих. Гиз прихватил его сюда, чтобыосвободить многих других от угрызений совести. Генрих сам отлично это понял, акроме того, ему поспешили объяснить. И как раньше, под громкий ропотнегодования по поводу распущенности двора кое-кто осмеливался шепнуть, чтосам-де архиепископ не лучше, так же было и теперь. Хотя вопли о свободе изаглушали голос честных людей, все же те говорили достаточно громко: — Азнаешь, кум, монеты-то были испанские. Испанские!

Генрих еще не успел разобраться в своих чувствах: события развертывалисьслишком быстро. Прежде всего Гиз показал себя с новой стороны: никто бы неподумал, что он умеет обхаживать людей и совращать их; никто бы не поверил, чтоэтот Голиаф способен действовать так быстро и ловко. Вот что значит собственнаявыгода! Да люди и сами облегчили ему задачу, ибо им было лестно состоять водном сообществе с таким знатным вельможей. Гиз распределил обязанности:военным поручил принудительно завербовывать солдат для войска его партии,духовным лицам — подстрекать простонародье к бунту, гражданам, — сопротивлятьсявластям и отказываться от уплаты каких-либо налогов и пошлин. Он награждал ихзваниями и правом занимать соответствующую должность, в случае если уйдет тот,кто ее занимает теперь. Другими словами — если будет убит. Это понималкаждый.

И что бы кто впредь ни совершил, он уже не будет нести ответственность засвои деяния, ибо все здесь же поклялись слепо повиноваться новому вождю.Покончив с этим, Гиз распустил участников торжественного собрания. — Наварра, —сказал он перед уходом, — ты теперь сам убедился, как мы сильны.

— На мое счастье, — отозвался Генрих. — Да здравствует король Парижа! —закричал он вместе с толпою, которая все время ждала на улице. Перед тем какуйти, он подтолкнул друга-лотарингца в бок и, в совершенстве подражая одному изотцов города, изобразил, как смачно тот шептал: — Испанские монеты, кум!Испанские! — Потом скрылся.

129