— Что вы мой государь и король, сир.
— Ну, над этим думать особенно нечего. Нет, когда ты начинаешьразмышлять?
— На вашем месте я бы не стал допытываться. Вы действовали один-единственныйраз, и вашим делом была Варфоломеевская ночь. Нынче Гиз намного сильнее, чембыл тогда адмирал. Но вы король, и не случайно, конечно, вы дали ему стать ещесильнее.
— Речь не об этом, — угрюмо пробормотал король. — Я жду, что надо мной будетсовершено насилие.
— Предупредите его.
— Ты ведь слышишь: я жду его с нетерпением, — прошептал король и весьзатрепетал. Он даже рот прикрыл рукой. — Мне сообщили, что Гиз хочет меняпохитить. Что же будет? Я его пленник. Он хозяин моего королевства и входит комне с арапником…
— Он на голову выше меня, — сказал Генрих Наваррский. — А что будет дальше?Такой верзила имеет передо мной лишь то преимущество, что может снимать колбасыс потолка — вот и все. — А про себя добавил: «Король хотел, чтобы я убил и егобрата, Перевертыша. Не потому ли, что тот одного роста со мной? Разве во всемэтом разберешься?!»
За дверью послышалось шарканье многих ног и звон оружия; дверь распахнулась,и один из адъютантов Гиза доложил о нем. Но не так, что Гиз-де просит короляпринять его господина, — нет, распоряжался герцог. К тому же он заставил короляФранции ждать, и тот воспользовался этими минутами, чтобы спрятать своегокузена Наварру.
— Послушай, что он осмелится предложить королю. А если он нападет наменя…
— Может случиться, что он проколет шпагой и портьеру. Лучше уж я покажусь доэтого и тоже скажу словечко.
И вот появился третий Генрих, из дома Гизов. Громкая команда, оказаниепочестей, торжественное появление. Король Генрих сидел у письменного стола,кутаясь в меховой плащ, Генрих Наваррский выглядывал из-за портьеры.
Герцог шляпы не снял и не обнаружил никакого желания преклонить колено. Онсказал: — Погода для охоты подходящая. Я увожу вас, сир.
Король громко кашлянул, это служило сигналом для кузена и означало: «Вотвидишь! Похищение!» Гизу же он ответил:
— Конечно, друг мой, но видно, что у вас нет парламента и вам не нужновыпускать для него указы, если он не желает вносить в свои протоколы угодныевам изъявления вашей благосклонности.
В голосе герцога зазвучали резкие ноты, когда он ответил: — И ваш парламентсовершенно прав, так как ваши указы обогащают только придворных, а народ идет кгибели.
— То же самое говорили, когда еще был жив мой брат Карл. А народ, всущности, только и делает, что идет к гибели. — Король сказал это неспроста, агерцог повел себя именно так, как от него и ожидали. Он разразилсяобличительной речью, точно настоящий трибун. И вперемежку с ошеломляющимицифрами наговорил пропасть громких слов. Когда сказать уже было нечего, корольс потемневшим лицом пробормотал из своих мехов, едва шевеля толстымигубами:
— Видишь, Гиз, потому-то я принял тебя наедине, без свидетелей: я опасался,что ты иначе не сможешь так свободно все это выложить.
— А кого мне бояться? — спросил герцог, выпятив грудь и расставив ноги.Предложенное ему кресло он отпихнул. — Кто из нас обоих действительно вождьЛиги? — спросил он.
— Ты, — убежденно заявил король. Герцог ощутил в этом ответе что-то, чтовызвало в нем презрение. И он небрежно бросил: — Хоть вы и король, но недворянин, а потому королем не останетесь. Я… — Он запнулся, потом крикнул ещераз: — Я… — но вовремя спохватился и не договорил тех слов, что уже вертелисьна языке: «сам стану королем».
Король же вместо того, чтобы дать ему отпор, только подзадоривал наглеца.Кузен, скрытый портьерой, уже едва в силах был терпеть такое дерзкое обращениес лицом королевской крови. Отпрыском той же крови, хоть и в двадцать седьмойстепени родства, был он сам. Он шевелил складками портьеры, чтобы привлечьвнимание Гиза. Но Гиз был слишком занят тем, как бы посильнее унизить короля. —Вы король только для ваших любовников, — грубо заявил он. — Да и их поубавится,когда убавятся деньги. А в конце концов вы забьетесь в какой-нибудь паршивыйугол вашего королевства и будете там сидеть без всяких любовников, без денег идаже… без крови.
Тут короля потряс ужас. Он натянул на голову свой меховой плащ, и кузен запортьерой понял, что сейчас Генрих третий сползет под стол.
Но он умоляюще пролепетал: — Продолжай!
Это было уже слишком даже для такого бесчувственного истукана, как Гиз. Онвдруг умолк, повернулся и подошел к креслу, которое перед тем отпихнул. —Продолжай! — пробурчал он себе под нос и пожал плечами. Свидетелю за портьеройвсе было слышно, так как и кресло и герцог находились совсем рядом. У Генрихадаже слезы выступили на глазах: какой-то бессовестный нахал с избытком крови вжилах и шайкой черни за спиной, без всяких заслуг и без всяких прав смеетдержаться перед королем этаким героем и грозить ему, что, мол, последняя кровьвыступит у него из пор, как у его брата! Что только творится в этом мире!Генрих Наваррский отбросил складки портьеры и вышел, держа в руке обнаженнуюшпагу: — Я мог бы ее всадить тебе в спину, и стоило бы!
— Ого! — воскликнул Гиз. — Да тут ловушка! Иначе к чему это требование