— Оставь это, братец, скажи только: правда, будто на бале в Ажене, когда взале было полным-полно городских дам, ты и твои дворяне вдруг погасилисвечи?
— Нет. Я бы этого не сказал. Правда, я заметил, что в большой зале сталонесколько темнее. Может быть, много свечей догорело одновременно. А иногда ихзадувают из озорства; даже сами дамы.
Но тут Екатерина рассердилась.
— Ты отрицаешь слишком многое. Лучше бы у тебя было поменьше отговорок,тогда я в остальном охотнее тебе поверила бы. — Это уже не были слова неопытнойдевушки: это был не ее детский голосок, испуганно повышавшийся на концах слов.И Генрих, в свою очередь, испугался: теперь с ним говорила не сестра, а егострогая мать. Разницы он не мог увидеть, ибо уже стемнело. И он, точно мальчик,признался:
— Говорят, мои дворяне старались перецеловать дам в темноте. Но ни один непохвалялся тем, что хоть одну из них обесчестил. А возможность у них была, идаже подходящее расположение духа. Потом, конечно, все отпирались, так какразразился скандал.
— Хорошо же вы вели себя! — сказали Жанна и Екатерина. — Разве это тестрогие нравы, которые ты должен был беречь у нас на родине? Нет, тыпредпочитаешь показывать, чему научился в замке Лувр от врагов истиннойверы.
У него даже дыхание перехватило. То, что он затем услышал, задевало уже еголично: — Дело не только в том, что несколько обесчещенных дам умерли от страхаи стыда. Ты повинен еще во многих несчастиях, они происходят повсюду, где ты,во время своих разъездов, совращаешь женщин. Я не хочу их перечислять иприводить имена, ты и сам отлично знаешь. Лучше я напомню тебе, что мы должнылюбить бога, а не женщин.
Он молчал. Проповедь, которую начала сестра, необходимо было выслушать доконца.
— Нам прежде всего надлежит упражнять свое сердце в повиновении богу. Сэтого надо начинать; но вполне мы достигнем цели, только если в этом будутучаствовать и наши глаза, руки, ноги — все наше существо. Жестокие руки говорято сердце, полном злобы, а бесстыжие глаза — о сердце порочном.
Она продолжала горячо и красноречиво убеждать его. Принцесса Екатеринаполучала письма из Женевы и старалась запомнить их содержание, но и ейпредстояло уже недолго следовать этим советам. А ее брат Генрих в темнотерасплакался. Слезы у него лились легко, даже по поводу того, чего изменить былонельзя, да и менять не хотелось; сейчас он разумел под этим не толькособственную натуру, но и столь родственную ему натуру сестры. С присущим ейблагочестивым рвением боролась бедняжка против своей любви к кузену ГенрихуБурбону, который в данное время охотился на кабанов. Но достаточно будет емуявиться собственной особой, и все произойдет так быстро, что Екатеринаопомниться не успеет! Детской невинности должен прийти конец — это брат иоплакивал. С другой стороны, он находил совершенно естественным, что конец ееневинности когда-нибудь наступит. Он ласково обнял сестру со смешанным чувствомжалости и одобрения и прервал поцелуем ее самую удачную сентенцию. Затем отвелЕкатерину домой.
И поскольку всякая нежность, даже по отношению к собственной плоти и крови,и всякое волнение чувств может быть переведено на язык денег, принцессаЕкатерина на другое утро получила от своего дорогого брата в подарок одингородок, который и ему самому пока не принадлежал. Мятежный городок, до сих порне желавший его впустить; Генриху предстояло еще завоевать его для своейдорогой сестрички. И еще много восхитительных подарков получала онавпоследствии от своего брата-короля, когда дарить стало для него возможным.Однажды он преподнес ей семьсот прекрасных жемчужин и сердечко, осыпанноеалмазами; о цене была осведомлена только его счетная палата. Впрочем, и часы,проводимые им в По, всегда были считанные. И вот уже на прекрасную мебель вбольшом городском дворце опять надевают чехлы; для Генриха она останетсянавсегда самой красивой. А драгоценных камней Наваррской короны он не коснется,даже когда у него не будет сорочки на смену. Итак, на коней! Посетимбеспокойные провинции! Марго нам тоже доставляет одни заботы! Брата Франциска,решившего бежать во Фландрию, она спустила на веревке из своего окна, потомсожгла веревку в камине и чуть не спалила весь Лувр. А сама тоже умчалась воФландрию, и начались отчаянные проделки! Да, друзья, отчаянные! Так говоритГенрих в своем тайном совете.
Члены совета попарно направляются в замок. Парадная лестница в садураздваивается, и те господа придворные, которые не в ладах друг с другом, могутподниматься с разных сторон. Между обоими крыльями лестницы из стены бьет ключи стекает в полукруглый водоем. Мраморные перила тянутся от столбика к столбикутаким мягким изгибом, что каждый их невольно коснется рукой. Взгляд легкоохватывает скромный орнамент, которым резец так любовно оживил камень. Но наполпути оба крыла сливаются. Лестница становится широкой, парадной, она ведет вкоролевский замок. Слышны юношеские шаги, звонкие голоса, большинство членовсовета спешит через двор наверх и повертывает направо. Они поднимаются нанесколько ступенек, затем идут колоннадой, которая тянется вдоль фасада; накапители каждой колонны изображено какое-нибудь легендарное событие. Дверикомнат распахнуты настежь, стоит сияющий день. Быстро входят члены совета всамую большую комнату, рассаживаются на скамьях и деревянных табуретах,встречают друг друга взволнованными разговорами, обнимаются, смеясь, или