И вот Генрих едет на свою мельницу. Как часто совершает он этот путь один,без провожатых, сначала по берегу реки Гаронны, мимо старинного городка, потомв сторону! Он задевает за ветки деревьев, подковы его коня тонут в опавшихлистьях. На опушке рощи он останавливается и вглядывается в свою мельницу: невидно ли мельника там на холме, обдуваемом ветрами? Как хорошо, если б тотуехал куда-нибудь в своей телеге! Генрих жаждет остаться наедине с его женой.Впрочем, он имеет право приехать когда вздумается. Ведь мельник из Барбасты —это же он сам, всякий знает. И хоть арендатор, кажется, и не слишком хитер, авсе-таки этот неотесанный увалень переехал сюда с молоденькой, хорошенькойженой. Он знает своего государя и за аренду у него в долгу. Расплатиться он могбы молоденькой, хорошенькой женой, но прикасаться к ней государю не дозволено.Муж ревнив, как турок.
Легенда о мельнике из Барбасты живет в народе. Пожилые и простодушные людидействительно верят в то, что он собственноручно запускает крылья и собираетмуку, которая бежит из-под жернова. На самом деле он не завязал до сих пор ниодного мешка. Это делает арендатор, и жену он тоже скрутил крепко-накрепко.Король и супруг отлично понимают друг друга; каждый знает, чего хочет другой,каждый осторожен и все время начеку. Это их сблизило. Когда бы король низаехал, арендатор уговаривает его остаться откушать. Не жена дерзает на это, амуж. Он отлично сознает преимущества своего положения, этот коренастый малый,владелец соблазнительной женщины, однако ему еще никак не удается в полной меревоспользоваться ими. Но пусть только король попадется.
Нынче Генрих долго ждет на опушке, где на него падает тень; с мельницы егоне видно. Ее крылья вертятся — и все-таки в слуховом оконце ни разу непоказалось широкое, белое от муки лицо арендатора, окидывающего взглядомокрестность. А вот и жена! Она высовывает голову, всматривается в даль,щурится, ничего не видит, и все же на лице ее вдруг появляется лукавое и вместес тем боязливое выражение. Что бы это значило? Мука на ее щеках очень идет к еетемным глазам, и она такая стройная. «Мадлон!» Он спокойно может называть ееимя, они далеко друг от друга, крылья мельницы хлопают, ей не услышать. Толькосейчас она вздрагивает — его конь заржал; и перед тем, как отойти от окна, онаделает знак в сторону опушки, как бы говоря: «Иди! Я одна!»
Генрих привязывает лошадь, взбирается на холм, обходит его кругом,высматривая, не покажется ли где-нибудь арендатор. Наконец он входит вмельницу. Большая мукомольня перед ним как на ладони. У двух стен штабелямисложены мешки. Подле третьей работают жернова. А от четвертой, посвистывая,дует ветер, когда сквозняк приоткрывает дверь. Мельничиха быстро оборачивается:она сыпала зерно или притворяется, что сыплет. Косынка сползла с ее шеи, игруди холмиками светлой плоти торопливо поднимаются и опускаются от дыханияженщины, захваченной врасплох. — Мой государь, — говорит она и преклоняетколено, с достоинством подбирая юбку. Это уже не крестьянка, она понимает, чтотакое ирония, как только появляется Генрих, заговаривает книжным языком, и ееуже не заставишь выражаться проще. Это одна из хитростей, какими она егопривлекает.
— Мадлон, — сказал Генрих радостно и нетерпеливо. — Твой страж заснул вкаком-нибудь кабаке. У нас есть время. Давай, я завяжу тебе платок. — Вместоэтого он ловко расстегнул ей платье. Она не противилась, но повторяла: — У насже есть время, зачем вы так спешите, мой государь? Когда вы получите то, чегохотите, вы сядете на коня, и поминай как звали, а я себе все глаза выплачу повас. Я так люблю ваше общество, оттого что вы хорошо говорите, — добавила она,и хотя выражение лица оставалось почтительным, в узких глазах притаилось большенасмешливости, чем у супруги какого-нибудь маршала.
В этот миг Генрих преклонялся в образе мельничихи перед всем женским полом;поэтому совсем не обратил внимание на то, что она делает. Возле сложенных устены мешков с мукой она положила еще два, так что получилось нечто вродесиденья, а при желании — и ложа. Она на него опустилась и поманила к себеГенриха, оказавшись, таким образом, хозяйкой положения.
— Мой друг, — сказала мельничиха, — теперь мы могли бы сейчас же перейти клюбовным утехам; но это такое занятие, при котором я не желаю, чтобы меняпрерывали. А в это время дня люди уж непременно зайдут на мельницу. Что докабака, то если даже там кто-нибудь и заснул, так ведь оттуда до нас нет тысячишагов и спящий может вдруг проснуться. — Прекрасная мельничиха говорила звонкими ровным голосом, без всякого смущения, хотя Генрих старался тем временемсовлечь с нее юбку, в чем и преуспел… Казалось, все это происходит вовсе не снею. Она же была как будто поглощена только своими заботами и соображениями,обхватила округлой рукой его плечо, чтобы он внимательнее слушал, и наконецперешла к главному.
— Я хочу, чтобы мы в ближайшее время провели вместе целый день, с самогоутра и до вечера, и подарили друг другу всевозможные любовные радости иудовольствия, но так, чтобы никто посторонний или непрошеный не испортил нам