Молодые годы короля Генриха IV - Страница 46

— Иначе череп и не удалось бы вскрыть… Итак, когда я вскрыл его, яобнаружил под черепной коробкой какие-то пузыри, наполненные водянистойжидкостью, которая, вероятно, еще при жизни королевы разлилась по мозговойоболочке.

— Отсюда и необъяснимая щекотка, — заметил врач. Хирург толкнул его в бок ипропищал:

— Он вот объяснил! А я бы не смог. Только рисунок сделан мною. Видите, где ядержу палец?

Но долговязый, хранивший торжественный вид, попросту отбросил палец своегоподчиненного; тот прямо посинел от злости.

Пока врач подробно и с непоколебимой убежденностью объяснял значение линий иточек, Генрих, хотя и слушал его, однако в то же время продолжал наблюдать замадам Екатериной. И она сначала склонилась над чертежом, внимательноразглядывая его, хотя, наверное, видела не в первый раз. Но чем яснеестановилась болезнь ее милой подруги, тем больше откидывалась назад мадамЕкатерина, пока снова не приняла прежнее положение в своем кресле с прямойспинкой.

— Это такой редкий случай, — заметил врач, — и настолько подозрительногосвойства, что мой учитель и предшественник наверняка бы предположил здеськолдовство, я же верю только в природу да в волю божию.

Мадам Екатерина ободрительно кивнула и поглядела на сына своей подруги, —да, перед ним лицо доброй, простодушной женщины, быть может, искушенной имногоопытной, но в этой смерти она тоже ничего не понимает, она искренневстревожена загадочной немилостью судьбы. «Если б только я мог проникнуть вбездну ее взгляда!.. — думает сын отравленной Жанны. — Хотя почему онанепременно должна быть отравлена? Все могло произойти вполне естественнымпутем. В искренности врача сомневаться не приходится, как, впрочем, и вограниченности его познаний. А пузыри под черепом у моей матери? Чем онивызваны? Ядом? Ах, если бы я мог проникнуть в бездну этого черного взгляда инащупать руками, что там прячется! Я хочу знать наверняка!»

Почти победительница

Его душевная борьба едва ли могла ускользнуть от умной старухи, однакоЕкатерина сделала вид, будто ничего не замечает. Она держалась так, словно ееединственная цель — смягчить горе скорбящего сына. Прежде всего она подала знакобоим лекарям, и они, поклонившись, удалились с тем же достойным и скорбнымвыражением, с каким вошли. Затем Медичи, видимо, решила дать ему опомниться, новоцарившееся молчание продолжалось, может быть, слишком долго: ненавистьГенриха, на время утратившая свою напряженность, проснулась с новой силой. Онвспомнил о вскрытых письмах: именно после того, как они были отправлены, умерлаего мать! Сам того не замечая, он большими шагами забегал по комнате. МадамЕкатерина спокойно следила за ним, и он, заметив это, снова почувствовал в душесмятение. Юноша внезапно остановился перед ней, окрестив руки, в недопустимовызывающей позе. Слово «убийца» уже грозило сорваться с его губ. Никогда ещеон не был так близок к этому. Однако она предупредила взрыв и начала мирно инеторопливо:

— Милый мальчик, я рада, что вы теперь знаете столько же, сколько и я. Мнебыло приятно видеть, как вы тоже постепенно убеждались в истине. Теперь мыможем похоронить печаль в глубине наших сердец и обратиться к радостномубудущему.

— А череп? — угрожающе бросил Генрих в лицо королевы, тяжелое и серое, каксвинец. Затем поискал глазами на столе — листок с рисунком исчез; от изумленияу него прямо руки опустились. Впервые мадам Екатерина не сдержала насмешливойулыбки, отнюдь для него не лестной. «Вы даже этого не заметили, милый мальчик»,— точно говорила эта улыбка.

Как ни странно, неудача успокоила Генриха и настроила его самым деловымобразом. Ничего не поделаешь. Екатерина взяла верх. Договориться с ней нужно.И он тут же забыл о ненависти и недоверии, точно их и не было. При егохарактере это было нетрудно. С чувством облегчения уселся Генрих противстарухи, а, она одобрительно кивнула. — Нас с вами ожидает немало хорошего, —сказала Екатерина.

Генрих не ответил, и она продолжала: — Теперь мы друзья, и я могу сказатьоткровенно, почему я отдаю вам свою дочь: из-за герцога Гиза, который мог быстать опасен моему дому. Он ведь был вашим школьным товарищем, и вам, вероятно,известно, что Генрих Гиз упорно домогается любви парижан… Он стараетсявыказать себя более усердным христианином, чем я, а я, как известно, изо всехсил защищаю святую церковь!

При этих словах какая-то искорка сверкнула в ее непроницаемом взоре, аГенрих тут же забыл, что ему хотелось заглянуть в глубины ее души, и беззвучнорассмеялся вместе с нею: хоть в неверии своем созналась, и то хорошо. Презрениек ханжескому фанатизму сближало их. Впрочем, лицо ее тотчас опять сталосерьезным.

— Но он добился того, что папа и Испания поддерживают его. На их деньги этотничтожный лотарингец мог бы выставить против меня большое войско. Если такбудет продолжаться, этот Гиз, пожалуй, весь Париж поднимет. Больше того: онможет нанять убийц. А чего он в конце концов добьется? Франция сделаетсяиспанской провинцией.

Мадам Екатерине было все равно, что ее случайный собеседник — незначительныймолодой человек. Она предавалась со страстью своему излюбленному занятию —заглядыванию в бездну.

— Ведь и я, — продолжала она вполголоса, — могла бы доставить приятноеиспанскому королю. Он злится на меня за то, что я щажу моих протестантов… —Екатерина смолкает, она долго что-то обдумывает. Ее сжатые губы шевелятся, иэто заставляет Генриха насторожиться больше, чем ее слова. — Нанимать убийц? —бормочет Медичи.

И она могла бы это сделать! Но только ей это ни к чему: ее собственная