Молодые годы короля Генриха IV - Страница 62

она просто спала во дворце епископа, что против собора, — она там нынче будетвенчаться и слушать обедню. Двор собирается щегольнуть небывалой пышностью, асвадебный наряд невесты стоит столько, сколько целых два дома в Париже. На этонадо пойти поглядеть. Многие собираются, и все почтенные горожане туда ужеотправились. Солнце светит. Пойдем-ка и мы.

Так думал и говорил простой люд и почтенные горожане, когда, пообедавпораньше, устремились со всех концов города к церкви Нотр-Дам. Не то чтобы одинутверждал одно, а другой обратное, но по пути каждый повторял все, что былосказано остальными, поэтому иной раз сам себе противоречил. Происходило этопотому, что парижане сгорали от любопытства, предвкушая зрелища самыеразнообразные — поучительные и устрашающие, пышность и злодейство. Толпапереносила на события свои обычные страхи и тревоги, и хотя каждый старается,чтобы эти тревоги не смутили покой его домашнего очага, на улице им невольноподдаются и бедные и богатые.

Одно из первых нарушений тех законов, по которым живет толпа, — этозадержка. Толпа всегда неудержимо стремится вперед, к чему бы это ее нипривело, и, не будь охраны, она в своем движении опрокинула бы деревянныесооружения, воздвигнутые к празднику на Соборной площади. В предвидении этого ивыставлен отряд швейцарцев; скрещенными аллебардами они оттесняют ее обратно вулицы. Ни просьбами, ни проклятиями не тронешь этих чужаков: они же ни слова непонимают по-нашему. Швейцарцы — народ кряжистый; рукава у них — точно окорока,отчего эти молодцы кажутся еще шире, белобрысые бороды лежат на удивительнопестрых полукафтаньях. Поступь у них медвежья; но кто ловок да увертлив, легкоих перехитрит. Поэтому многим все же удается прорваться, хоть ползком, ныряяпод древки копий. Потом их все равно прогоняют, но они успели на всенаглядеться, разинув рот, и сейчас же окажется, что все-то они знают лучшеостальных, да и вообще многое знают и спорят без устали, надсаживая глотки.

— Мы из цеха плотников, и нам пораньше прочих все стало доподлинно известно.Ведь это мы строили перед главным порталом собора вон тот большой помост, нанем папа будет самолично венчать нашу принцессу Марго с королем Наваррским.

— И вовсе не папа, а один босой монах, мой знакомый, он хвастал, что будетих венчать. Он все наперед предсказал! Эх, вот горе-то, что приходится держатьязык за зубами!

— То же самое и я могу вам открыть: вот помяните мое слово, корольНаваррский станет рогоносцем. Что? Об этом запрещено говорить? Сам тырогоносец! Спросите у людей!

— Я вам не стану отвечать, как вы того стоите, потому я человек миролюбивый,а вот господин гугенот — вон рядом с вами стоит — другое дело. Как бы он вас неотколотил!

— Добрые христиане! Вы ведь и сами замечаете, что здесь, как и повсюду вПариже, слишком много еретиков. Им даже больше чести оказывают, чем нам:видите, охрана пропускает их!

— Да ведь жених тоже из таких. И выходит, добрые христиане, что вы попадаетев лапы к нечестивым. Горе вам!

— Добрые христиане! Чужеземцы, налетевшие на Париж, подобно сонмищу саранчи,кое-кого из нас уже убили, ограбили, опозорили, сожгли да повесили. Не дайтесвершиться еще большему злу, не допускайте этого брака!

— Эй, а вы кто такие, чернохвостые? Спрячьте-ка лучше свои рожи подклобуками! Бродят тут эти испанские монахи и нас подзуживают: разнесите, мол,помост, когда ваш король сестру выдавать будет! Вашему испанскому Филиппу это,конечно, было бы на руку! Куда же вы вдруг провалились? Ага! Как вас признали,так вы и спрятались!

— Все равно эти бандиты, эти гугеноты, будут гореть в геенне огненной, а посправедливости им следовало бы гореть уже сейчас, в этой жизни!

— И все-таки папа приедет и самолично будет их венчать. Уж вы со мной неспорьте! Мы, плотники, своими руками построили вон ту деревянную галерею, отсамого епископского дворца до собора. Кто же, как не папа, пройдет по ней, колиона обошлась двору в такие денежки?

— Вы, плотники, нынче хорошо заработали!

— Да нет, во всяком случае меньше, чем суконщики! Те вон всю галереюобтянули белым, нашей богатой работы совсем и не видно.

— Лучше всего дела идут у трактирщиков.

— Нет, у портных: ведь они шьют праздничные платья для всего двора.

— Нет, у девок: гостей-то, видишь, сколько — понаехало!

— С гугенотами мы еще сочтемся. А сейчас они очень поддерживаютторговлю.

— Посторонитесь. Ишь, встали! Рассуждают тут насчет торговли и загораживаютот нас нарядных господ! Видите: выходят из епископского дворца, вон их сколько,еще… еще… Они проходят перед нами по всей длиннущей галерее, будто милостьнам оказывают! Ну, конечно, милость, по крайности вид у них такой, когда ониважно шествуют, будто им невдомек, что каждый сверкает, как павлин на солнце, ина него глазеет весь Париж. Вот в том-то и состоит знатность — ведать, мол,ничего не ведаю! А вон гляди — фу ты, ну ты! Дамы пошли! Против них мужчины,что зола против огня! Кажется, сейчас только солнышко взошло. И как подумаешь,что все эти чудеса — дело рук наших портных, да парикмахеров, да ювелиров, такнашему брату-ремесленнику, пожалуй, и загордиться можно!

Впрочем, от многоопытных зрителей не укрылось и то, что, когда шествиеподошло к собору, произошла заминка. Совершенно так же, как если бы они былиобыкновенными простолюдинами, некоторые благородные гости решили протолкатьсявперед, чтобы первыми подняться на высокий помост и захватить сидячие места.Началась даже драка, и офицерам гвардии пришлось водворять мир средифранцузской знати. В конце концов надлежащий порядок все же был восстановлен.