Молодые годы короля Генриха IV - Страница 64

приличия и потерпеть? Хорошо, что каждого из ушедших заприметили. Ну, да этимнахальным штучкам теперь скоро положат конец.

Госпожа Венера

Обойдя собор, Генрих вернулся во дворец епископа. Его сопровождали толькоревнители истинной веры, тут были и те, кого он уже давно не видел, но в этотвеликий день и они были тут. Среди них оказался и его прежний воспитатель,Бовуа, некогда столь ловко покрывавший проделки Генриха в Collegium Navarra,когда мальчик выдерживал трудную борьбу, чтобы не идти к обедне.

— Бовуа! — восторженно воскликнул Генрих. — Разве мы оба не пошли в гору? Увас теперь красивый дом в Париже, я женюсь на сестре короля, а насчет хожденияк обедне никто и не вспоминает.

Грузный старик отвечал: — Сир, я стал ленив и тяжел на подъем. Потому икоротаю свои последние деньки в наглухо замкнутом доме, люди дают мне всякиемерзкие прозвища и пишут их на дверях.

Он подмигнул. Толстяк охотно напомнил бы своему воспитаннику многое, о чемтот среди победных настроений позабыл или что не соответствовало этимнастроениям. Несколько голосов потребовали вина. Но Генрих был пьян от однихмыслей о Марго. Кажется, ждать уже невозможно, время тянется нестерпимо, ивсе-таки оно мчится на крыльях счастья, а старик Хронос катит на легком шареФортуны. В четыре часа пришли доложить, что обедня сейчас кончится.Новобрачный отправился в собор и увел жену. В присутствии короля Франции Генрихпоцеловал ее: гугенот с юга поцеловал принцессу Валуа. Это зрелище заставилаумолкнуть немало злых языков. Весь двор опять проследовал по праздничнойгалерее во дворец епископа, и вновь любовались повадками знати все зрители —простолюдины и почтенные горожане. Обед состоялся во дворце, а вечером праздникпродолжался в замке Лувр. Его стены увидели бесконечные танцы, которые былипрерваны только шествием серебряных скал. Через огромную залу под двадцатьюлюстрами проплыли с помощью мощных незримых механизмов десять сверкающих глыб,и на первой из них, олицетворяя собою бога Нептуна, восседал сам Карл Девятый,почти голый, ибо любил хвастать своим телосложением. За ним следовали егобратья, а также другие дворяне, переодетые богами и морскими чудищами. Машиныгромыхали, и полотняные скалы морщились длинными складками. И все-таки нельзябыло не подивиться тому искусству, с каким все это было сделано, тем более чтомузыканты пели французские куплеты, сочиненные лучшими поэтами.

Ужин начался поздно, и, когда сели за стол, некоторые пары уже условилисьпожениться, подобно Марго и королю Наваррскому, который хоть и не любил обедни,но тем сильнее любил принцессу. Прекрасным фрейлинам старой королевы былоразрешено сегодня покорять гугенотов сколько им вздумается. По отношению кАгриппе д’Обинье это оказалось нетрудным; возгорясь пламенными чувствами, онпообещал каждой все, чего бы та ни пожелала. Дю Барта духом остался тверд, итолько плоть его сдалась. Мысли третьего друга новобрачного, Филиппа дюПлесси-Морнея, витали где-то далеко. Он принадлежал к тем натурам, которые дажепосреди оргий сохраняют отсутствующий вид и чрезмерную чистоту. Как раз в такиеминуты люди и доходят до крайностей: одни — в своих пороках, другие — вдобродетелях. Его сократовское лицо было просветлено гневом, и он воскликнул,покрывая шум оргии:

— До чего же дошло наше ребячье неразумие! Мы готовы поменяться местами соскоморохом, играющим в трагедии роль короля! Он тащит за собой на подмосткизолотую парчу, а через два часа возвращает ее старьевщику вместе с деньгами запрокат. О том, что под нею прячутся грязные лохмотья, насекомые и болячки, мыне думаем, а ведь сколько раз, изображая государя, он вынужден почесываться и,хвастаясь своим величием, корежится от нестерпимого зуда!

Раздались негодующие возгласы. Но кто их слушал? Брат Карла Девятого и егобудущий преемник, — когда Карл наконец изойдет кровью, — да, сам герцогАнжуйский радостно хлопнул Филиппа по плечу и шепнул ему на ухо: — Этотскоморох и есть мой братец! От меня вам нечего скрывать ваше мнение, я разделяюего. Меня влечет к вам, протестантам, ваша прямота и откровенность — этикачества бывают только при глубочайшей вере в бога.

Сближение принца крови со скромным солдатом господа вызвало подражание; аможет быть, оно само было только одним из многих братаний, начавшихся междукатоликами и протестантами? Они уже сжимали друг друга в объятиях, например,господин де Леран обнимал капитана де Нансея. Молодой Леви, виконт де Леран,выделялся среди своих сверстников, это был настоящий паж — красивый, стройный,живой. Силач де Нансей прижимал его к себе с такой силой, точно хотел в приливелюбви раздавить ему грудную клетку; но юноша выскользнул у него из рук, словнокусок масла, и вдруг укусил толстяка за ухо. Миг сомнения — что же теперьбудет? — затем взрыв дружного хохота: такова была эта ночь.

У нее было, несомненно, лицо Венеры: даже скептики, вроде дю Барта, —правда, их было немного, — увидели его совершенно явственно. Но и от нихускользнуло то обстоятельство, что это все подстроено мадам Екатериной. Онавыслала в бой свой летучий отряд, и, следуя ее приказу, фрейлины сделали то,чего не мог сделать никто: они уничтожили все различия между религиями.Господь бог никогда еще их не смешивал, и — вот нынче ночью за дело взялась,правда, на свой особый лад, госпожа Венера. Из всех языческих божеств ей визвестном смысле меньше всего присущи обман и коварство, и если она чтообещает, то немедленно и дает. Во всяком случае, при французском дворе, где вседолжно было служить целям мадам Екатерины, любая пара после сговора тут же