Молодые годы короля Генриха IV - Страница 93

должного церемониала: горячая мольба просительницы, но облеченная торжественнойчопорностью, следовать которой государи должны уметь всегда. — Сир! Даруйте мнежизнь господина Лерана, он вбежал ко мне в комнату, весь исколотый кинжалом иокровавленный, когда я еще лежала в постели, и из страха перед убийцами охватилменя руками так крепко, что мы упали за кровать. Даруйте мне также жизнь вашегопервого дворянина де Миоссена, человека в высокой степени достойного, игосподина д’Арманьяка, первого камердинера короля Наваррского!

Она сказала это, следуя до конца всем правилам этикета, хотя Карл и перебилее. Разве он не обрадовался тому, что она уцелела? Да, но тут же им овладелобезграничное отвращение ко всему происходящему. И во время этого свидания междуГенрихом и Марго он ничего не замечал, ничего, кроме отвращения, не чувствовал.Они жили в своем мире, Карл в своем. И вдруг он понял, что кому-то от негочто-то нужно: его сестре, она следит за ним, она шпионит, а потом все донесетматери — какие слова он сказал да какое у него было лицо! Поэтому он делаетдругое лицо, он заставляет себя побагроветь — это он может; жилы на лбу у неговздуваются, он изо всех сил свирепеет, вращает глазами. Затем начинаетсяподергивание конечностей, головы, скрежет зубов, и, когда все подготовлено,он рявкает.

— Больше ни слова, пока жив хоть один еретик! Отрекайтесь! — рычит Карл,обращаясь к присутствующим, ибо в его комнате находятся четыре оставшихся вживых гугенота, именно ему они обязаны тем, что они еще на свете, и его мать,без сомнения, об этом узнает.

Генрих спешит удержать своего кузена Конде, но тщетно: тот считает деломчести тоже орать во весь голос. В своей вере он-де никому не обязан отчетом,кроме бога, и от истины не отречется, чем бы ему ни угрожали! Тогда Карл, ужеокончательно рассвирепев, бросается к нему. Дю Барта и д’Обинье, не вставая сколен, хватают его за ноги, а он рычит: — Смутьян! Бунтовщик и отродьебунтовщика! Если ты через три дня не заговоришь иначе, я прикажу тебя удавить!— Итак, Карл все же дает ему срок в три дня — при столь неудержимой ярости этобыл еще очень приличный срок. Тогда Наварра, который нес перед всемипротестантами гораздо большую ответственность, чем Конде, поступил так же, какв первый раз: с видом смиренного ягненка обещал он переменить свою веру,обещал, невзирая на резню. Но он вовсе не собирался сдержать свое слово, хотяоно и было дано, а Карл отлично знал, что он его не сдержит. Они незаметноподмигнули друг другу.

— Я желаю насладиться лицезрением моих жертв! — вопил что есть силы, не щадяголосовых связок, безумный повелитель кровавой ночи. И если кто находилсяпоблизости — часовые, дворяне, привлеченные любопытством придворные и челядь, —все могли подтвердить, что да, Карл Девятый от содеянного не отрекается итеперь с удовлетворением разглядывает каждую жертву своей кровожадности. Авместе с тем, выходя из комнаты, он как бы нечаянно коснулся рукою руки своегозятя, короля Наваррского, и Генрих услышал шепот Карла:

— Мерзость! Мерзость! Будем стоять друг за друга, брат.

А затем сделался окончательно таким, каким его заставляли быть, — жестокимКарлом Варфоломеевской ночи: он упивался видом убитых — тех, кто лежал у самойего двери, и всех других, попадавшихся ему по пути. Он отбрасывал ногой ихбесчувственные тела, наступал на головы людей, которые уже не могли нисопротивляться, ни ненавидеть. Он непрестанно бормотал проклятия и угрозы, притом его мало заботило, что их никто не слышит, кроме нескольких его безмолвныхспутников. Всюду было пусто, ни души, ведь убивать — работа утомительная, посленее убийцы либо спят, либо пьянствуют. И мертвецы были одни.

Казалось, их здесь неисчислимое множество: живые не производят такоговпечатления, ибо любое скопище живых вновь рассеивается. Мертвые же не спешат,им принадлежит вся земля и все, что на ней вырастает, — все формы, все судьбы,некое будущее, настолько безмерное, что его называют вечностью. Вдруг Агриппад’Обинье заговорил:

Смерть ближе с каждым днем. Но только за могилой
Нам истинная жизнь дается божьей силой,
Жизнь бесконечная без страха и забот.
Пути знакомому кто предпочтет скитанье
Морями бурными в густеющем тумане?
К чему блуждания, когда нас гавань ждет?

Его голос звучит глухо, словно в царстве мертвых, чья жизнь тянется черезвсе времена, а потому замедлена и приглушена. И гулко отдаются только проклятиябезумного. Генрих знал эти стихи: Агриппа их прочел впервые в ночь его свадьбы,перед тем как образовалось длиннейшее шествие и Карл Девятый во главе всехсвоих придворных проводил Генриха к супружескому ложу. Теперь по коридорамдвигалось иное шествие, хотя оно направлялось к той же комнате. Генрих неоглядывался на Марго.

Она шла среди других мужчин, которым до нее не было никакого дела, иприбрела последней. Никогда еще за всю свою жизнь принцессы мадам Маргарита неощущала так глубоко свое бессилие, как сейчас, когда она пробиралась вслед засумасшедшим и несколькими побежденными между повсюду валявшимися трупами. Чтоза необъяснимые лица были у некоторых: на них отразилось изумление, почти стыдза какое-то великое счастье. Зато у других мертвецов не осталось и следаодухотворенности, словно они раз и навсегда отправились в ад. Все это мадамМаргарита замечала, и, когда она вдруг увидела, что таким же стал и один из еепрежних возлюбленных, ей сделалось дурно. Дю Барта подхватил ее, и, опираясь наего руку, она с трудом потащилась дальше.

Перед камином стояли, обнявшись, два трупа: они закололи друг друга и так и