Молодые годы короля Генриха IV - Страница 160


К оглавлению

160
воспользовались своим правом в любую минуту прерывать беседу своего короля.Они бросились бегом через двор, стремительно поднялись по лестнице и сейчас жезаговорили, перебивая друг друга. Правда, новость, которую они сообщили, стоилатого. Маркиз де Вийяр смещен. После неудавшегося нападения на замок губернаторанаместник попал в немилость, и король Франции назначил на его место маршалаБирона, который действительно все сделал, чтобы это заслужить. ОсобенноАгриппа уверял, что так оно и есть. Полный радостных надежд, расхваливал оннового наместника, который будто бы из одного душевного благородства употребилвсе свое влияние при дворе, чтобы сместить своего угрюмого предшественника. ДюБарта, у которого был совсем другой темперамент, ждал, что, напротив, новыйнаместник окажется еще вреднее. Когда члены тайного совета узнали об этойзамене, они тоже разделились на два лагеря.

Наиболее благоразумные, такие, как Рони и Лафорс, который был католиком,видели в Бироне прежде всего злобного и желчного человека. Однажды в порывеярости он разрубил саблей морду своей лошади, а это не говорило в его пользу.Лаварден и Тюрен, тоже принадлежавшие к различным вероисповеданиям, были,однако, согласны в том, что маршал Бирон все же заслуживает некоторого доверия:он ведь принадлежит к одному из самых старинных родов Гиенни. Поэтому,естественно, он будет стремиться поддерживать здесь мир. Это казалосьубедительным. Но Генрих, пока шумел и спорил его совет, прочел королевскийприказ, который ему передали старые друзья, И там было написано, что маршалуБирону даются неограниченная власть и полномочия распоряжаться по всейпровинции Гиеннь в отсутствие короля Наваррского. Как будто я отсутствую, ну,например, сижу пленником в Лувре! Так это понял Генрих. Ему стало холодно,потом бросило в жар. Он свернул приказ в трубку и никому не показал.

Морней, или Добродетель

Рано утром Морней отправился в парк «Ла Гаренн». Там не было еще дажечасовых. Когда придет король, никто не будет наблюдать за ними, и их разговоростанется тайной. Посол Генриха надеялся, что король сообразит, насколько этоудобный случай для беседы, и явится один. Морней был весьма высокого мнения освоих дипломатических действиях, где бы они ни имели место — в Англии, воФландрии, во время войны или при заключении мира. Ожидая Генриха в парке «ЛаГаренн» и слушая щебетание и трели ранних птиц, он предавался размышлениям овеличии творца, допускающего, чтобы невиннейшая природа так тесно соприкасаласьс нашим мерзким миром; а через своего сына воссоединил он то и другое, ибоИисус умер в поту и крови, как умираем и мы, и так же, как мы, только еще болеетрогательно, нес в себе песнь земли. Морней записал эту мысль на своихтабличках для жены своей Шарлотты Арбалест. Уже три года, как они поженились,но бывали часто и долго в разлуке — из-за поездок мужа, ибо государи посылалиего добывать деньги все снова и снова, И Морнею приходилось больше вести счетдолгам и процентам, чем речам о жизни и смерти. Но их он все-таки записывал потребованию своей невесты, после того как они обрели друг, друга в Седане, вгерцогстве Бульонском, этом убежище беглецов.

Их встреча произошла в суровое время, когда действительно шел вопрос о жизнии смерти, — через два года после Варфоломеевской ночи, и оба они, хоть и нестали ее жертвами, но продолжали жить только ради славы божией, гонимые и вбедности. Поместья Шарлотты были конфискованы, так как и отец ее и первый мужпринадлежали к последователям истинной веры. Друзья тогда убеждали молодогоМорнея вступить в более выгодный брак; он же отвечал, что злато и серебро —последнее, о чем следует думать, выбирая себе жену; главное — благонравие,страх божий и добрая слава. Всем этим обладала Шарлотта; кроме того, у нее былясный ум — и она занималась математикой, зоркий глаз — и она рисовала. Она быламилосердна к беднякам и умела внушить страх даже сильным мира сего своейнепримиримостью ко всякому злу. Но больше всего старалась она всей силоюсвоего рвения служить богу и церкви. Именно это, а не злато и серебро принеслаона мужу в приданое. И Морней почувствовал себя богачом, когда она рассказалаему, что еще ее отец однажды в Страсбурге присутствовал при том, как мейстерМартин Лютер спорил с другими докторами богословия. А Лютер никогда и не был вСтрасбурге: Морней справлялся. Но если рассказ отца так светло преобразился — вее воспоминаниях, то разрушать высокое воодушевление Шарлотты Морней не хотел,и он промолчал. Таков был его брак с этой гугеноткой.

— Вы меня поняли и встали рано, — вдруг сказал Генрих; он вошел в беседкунезаметно и сел подле Морнея. Затем тут же спросил: — Что вы скажете о моемтайном совете?

— Он слишком мало тайный и слишком шумный, — отозвался Морней, не моргнувглазом, хотя Генрих и подмигнул ему.

— О маршале Бироне плели много вздору. Верно? Он мне искренний друг.Таково, должно быть, ваше мнение?

— Сир! Будь он вам другом, не назначил бы его король Франции на этудолжность. Но, сделавшись вашим наместником, даже искренний друг скоро отошелбы от вас.

— Я вижу, что не зря мне хвалили ваш ум, — заметил Генрих. — Многому нампришлось научиться, а, Морней? Вам нелегко было в изгнании.

— А вам — в Лувре.

У обоих взгляд стал далеким. Но через миг они очнулись. Генрих продолжал:— Мне нужно быть крайне осторожным: двор снова хочет меня захватить в плен.Читайте! — Он развернул вчерашнее послание: вся власть и все полномочиямаршалу Бирону…

— «В отсутствие короля Наваррского», — громко прочел Морней.

160