Молодые годы короля Генриха IV - Страница 174

174

Пока в этой провинции царила лишь смута, королеве-матери было в высокойстепени наплевать, но теперь она узнала из особых источников, не только черезБирона, что города, один за другим, переходят на сторону губернатора. А этогоона уже допустить не могла. И она решила заявиться туда собственной особой,чтобы не случилось чего похуже.

Мадам Екатерина понимала, что должна хоть жену-то привести своему зятю. Обекоролевы были в пути от второго до восемнадцатого августа, когда они наконецприбыли в Бордо, под защиту маршала Бирона. Их сопровождала целая армия дворян,секретарей, солдат, уже не говоря о неизменных фрейлинах и прекрасныхпридворных дамах, среди которых была и Шарлотта де Сов. Последнюю пригласиливопреки воле королевы Наваррской, но по приказу ее матери.

Следование этого пестрого поезда совершалось, как и всегда, с большойторжественностью, которую, правда, нарушали всевозможные страхи. На юге,неподалеку от океана, ждали, что вот-вот нападут гугеноты; иной разостанавливались прямо в поле — повозки, солдаты конные, пешие. Вооруженнаяохрана окружала кареты королев. Тревога оказывалась ложной, и все двигалосьдальше с гамом и гиканьем. Зато можно было покрасоваться и блеснуть при каждойбольшой остановке. В городе Коньяк Марго пережила один из своих самых шумныхуспехов: дамы из местной знати глазели на ее роскошные туалеты, потрясенные иошеломленные. Над далекой провинцией взошла звезда — стыд и срам двору вПариже, который осиротел и лишился своего солнышка. Так говорил один изпутешественников, некий господин де Брантом. Для него самого, конечно, было былучше, имей он такую же статную и мощную фигуру, как хотя бы у господ Гиза,Бюсси, Ла Моля. Маргарита ценила это выше, чем вдохновение. Ораторствовать онаи сама умела: при въезде в Бордо, превратившемся в настоящий триумф, онаотвечала величаво и изящно всем, кто ее приветствовал. И прежде всего —Бирону.

Помимо всех других своих должностей, он занимал пост мэра Бордо, главногогорода провинции; и как раз Бордо до сих пор не впускал к себе губернатора.Генрих попросту отказался встретиться там с королевами. Начались переговоры,они тянулись около двух месяцев. Наконец Генрих добился согласия на то, чтобыобе стороны встретились на уединенной мызе «Кастера» — той самой, где Биронопозорился и вся окрестность еще была полна разговорами об этом. Маршал нерешился показаться там. Генрих же прибыл в сопровождении ста пятидесяти дворянверхами, и их вид вызвал у старой королевы не только изумление, но и тревогу.Тем любовнее уверяла она зятя в своих чувствах, которые-де сплошное миролюбие.Она дошла даже до того, что назвала его наследником престола — разумеется,после смерти ее сына д’Алансона; но и он и теща отлично знали, какая всемуэтому цена.

Затем они сели в одну карету — бежавший пленник и убийца его матери и егодрузей. И неутомимо изъяснялись друг другу в любви, пока не доехали до местечкаЛа-Реоль, где можно было наконец закрыть рот и расстаться. Генрих с Маргоостановились в другом доме. Теперь он уже ничего не говорил, а только смотрелотсутствующим взглядом на пламя свечей, издавая какие-то нечленораздельныезвуки и совершенно позабыв о том, что за его спиной раздевается одна изпрекраснейших женщин Франции. Вдруг доносится приглушенное всхлипывание, оноборачивается и видит, что полог на кровати задернут. Он делает к ней один шаг,сейчас же отступает и проводит ночь в кресле. Успокоился Генрих толькопозднее, когда схватка с Бироном осталась уже позади.

Маршал не заставил себя ждать. Едва обе королевы отъехали от «Кастера» надостаточное расстояние, как он заявился при первой же остановке. Генрих не далему даже докончить приветствие и сразу же накинулся на него. В комнатенаходились обе королевы и кардинал Бурбонский, дядя Генриха, которогоприхватили с собой, чтобы вызвать у короля Наваррского больше доверия. Всеоцепенели от этого выступления молодого человека и настолько растерялись, чтововремя не остановили его. С первых же слов Генрих назвал маршала Биронапредателем, который заслуживает того, чтобы ему голову отрубили на Гревскойплощади. Затем посыпались обвинения, он предъявлял их не из зависти, эточувствовалось; он говорил от имени королевства, которое защищал, говорил уже свысоты престола; слыша это, старая королева еще больше позеленела.

Когда Бирон хотел ответить, язык ему не повиновался. Жилы на висках,казалось, вот-вот лопнут. Он хрустнул пальцами. Взгляд его выпученных глаз упалслучайно на старика-кардинала. Генрих тут же воскликнул: — Все знают, что вычеловек вспыльчивый, господин маршал. Конечно, вспыльчивость — хорошаяотговорка. Но если, скажем, вам вздумается выбросить в окно моегодядю-кардинала, такая дерзость вам не проедет. Нет! Прогуляйтесь-ка лучше набольших пальцах вокруг стола и успокойтесь.

Теперь это уже не были речи с высоты престола, — просто острил всемизвестный шутник. Затем Генрих схватил руку своей Марго, поднял ее до уровнясвоих глаз, и оба изящной походкой вышли из комнаты.

За дверью они поцеловались, как дети. Марго сказала: — Теперь я знаю, какаяу вас была цель, мой дорогой повелитель, и наконец-то я опять чувствую себясчастливой женщиной. — В ближайшее время выяснилось, что она крайне нуждалась вих воссоединении. — Если женщина одна, дорогой Генрих, что она может сделать?Когда ты бежал из замка Лувр, ты захватил с собой половину моего разума. Япустилась в нелепые предприятия и была глубоко унижена. — Он знал, что онаразумеет: свою неудавшуюся поездку во Фландрию, гнев ее брата-короля и ее

174