Молодые годы короля Генриха IV - Страница 179

179

Генрих называл ее «дочкой», в угоду ему начала ее звать так и Марго, хотязнала, что Генрих питает к Фоссезе не совсем отеческие чувства. Ибо юнаяфрейлина рассказывала все своей глубоко чтимой королеве, а если и не все о том,как ее пытаются совратить, то описывала самым подробным образом, как онасопротивляется. Это робкое создание Марго и посылала к нему с самымирискованными сведениями: произнесенные детскими устами, они должны быливозмущать его тем сильнее. Короче говоря, в замке Лувр над ним смеются из-затого, что он до сих пор не смог завладеть приданым своей супруги, а в том числеи несколькими городами в его собственной провинции Гиенни. Бирон держал воротаэтих городов на запоре. — Дорогой мой государь! — говорила робкая девочка,преклоняя колени перед Генрихом и с мольбой воздевая руки. — Возьмите же,наконец, приданое королевы Наваррской! Покарайте, пожалуйста, гадкогомаршала!

Он и сам решил это сделать, но остерегался открывать свои намеренияженщинам. И даже когда его войска уже были стянуты и готовы к походу, он невыдал себя ни единым словом и провел последнюю ночь перед выступлением вспальне своей королевы. Потом ускакал, держа розу в зубах, словно ехал натурнир, или на веселое состязание. Если его план не удастся, Марго не будетпо крайней мере нести никакой ответственности и не пострадает. Все его дворянебыли бодры и веселы, как и он; опять наступил май, и все они были влюблены иназывали этот поход походом влюбленных. Д’Обинье и даже трезвый Рони уверяливполне серьезно, что город Каор следует штурмовать хотя бы из одних рыцарскихчувств к дамам. Генрих открывался лишь тому, кто сам способен был егоразгадать: а это мог только Морней. Все дело в том, чтобы на всех путях идорогах стремиться к одной и той же цели и, невзирая на изменчивость людей иявлений, оставаться верным внутреннему закону. Но этому не научишься. Этодолжно в нас жить: оно идет из далей былого и уводит в дали грядущего. Целыестолетия видит перед собой господь, когда смотрит на подобного человека.Поэтому Генрих столь спокоен и столь загадочен, ибо ничто не делает человекатаким таинственным и непостижимым, как внутренняя твердость.

Было жарко, в виду города, который предстояло взять приступом, войскосначала утолило жажду из родника, бившего в тени орешника. Затем все принялисьза работу, которая была нелегкой. Город Каор с трех сторон окружали водыреки По, и гарнизон защищал его именно оттуда, ибо с четвертой стороны иподойти было страшно — столько препятствии возвели на подступах к стенам; онине давали даже подобраться к городским воротам. Однако два офицера из войскакороля Наваррского — мастера по части подрывов — тайно осмотрели инженерныесооружения; маленькие чугунные ступки набивали порохом, приставляли вплотную кпрепятствию и поджигали фитиль. В одиннадцать часов вечера, пользуясь тем, чтонебо затянулось грозовыми тучами, войско незаметно вступило на укрепленныймост, который никем не охранялся. Впереди шли оба офицера с подрывнымиснарядами. При их помощи были уничтожены все заграждения, поставленные намосту, в городе взрывов не слышали — их заглушали раскаты грома. Несколькоотступя, чтобы не попасть под летящие обломки, следовали пятьдесят аркебузиров,затем Роклор с сорока дворянами и шестьюдесятью гвардейцами, а за ними корольНаваррский вел главные силы, состоявшие из двухсот дворян и тысячи двухсотстрелков.

Ввиду того, что это было дело новое, ворота удалось взорвать лишь частично.Несколько солдат проползли в образовавшуюся брешь и уж потом расширилиотверстие с помощью топоров; от этих ударов жители города проснулись и стализвать своих защитников. И вот весь город вооружается, гудит набат, и в темноте,над головами штурмующих, проносятся всевозможные метательные снаряды — кирпичи,булыжники, факелы, поленья. Слышен лязг, звон и скрежет ломающегося оружия.«Бей!» — доносятся крики, но глотки уже хрипят, задыхаясь. В тесноте противникисхватились насмерть. Четверть часа продолжается рукопашный бой, и нападающиевот-вот проиграют его, но тут появляется Тюрен, он ведет еще пятьдесят дворянда триста стрелков, и с их помощью король Наваррский проникает в самыйгород…

Однако дальше он не двигается. Впереди — большое здание, в нем засели всезащитники и удерживают наступающих в почтительном отдалении. Тем временемрассвело, войско Генриха тоже заняло дома. Солдатам было запрещено грабить,король Наваррский грозил за это расстрелом, и действительно нескольких солдатрасстреляли. Всю ночь у его людей маковой росинки во рту не было, и спатьпришлось стоя; рядом с ними на окнах лавок лежало их оружие и доспехи. Солдатждало новое утро и новый тяжелый ратный труд: надо пробиваться вперед черездворы и улицы, пока не останется десять шагов до самой крепости. Но непродвинулись они дальше и в этот день, а потом снова наступила ночь. Третийдень грозил наибольшей опасностью, ибо к осажденным должно было подойтиподкрепление, и следовало любой ценой не допустить отряд до города иуничтожить его. Еще один день ушел на подготовку штурма, а на пятый, когдакрепость наконец пала среди грохота и дыма, наступающим пришлось преодолеть всамом городе, одну за другой, четырнадцать баррикад.

Так был взят Каор и выполнена исключительно тяжелая задача. Ее, без всякоготолку и смысла, еще затрудняли упрямые жители — просто из ненависти к противнойпартии и лишь затем, чтобы король Наваррский не стал еще сильнее. Именнопотому успех этого дела принес Генриху больше славы, чем он заслуживал. Победабыла одержана не над гарнизоном одного города, а над самим маршалом Бироном и

179