Короля с его белым плюмажем видели возле часовни, в ложбине у реки, вокопах, на равнине — словом, повсюду; его видел каждый в отдельности и всеодновременно. Он окликал их, попавших в туман и в беду, чтобы они выстояли ипобедили. Он выкрикивал славные имена, носители которых связали с ним своюсудьбу, а если до сих пор чье-либо имя еще не было славным, то он прославитего. Генрих проезжал мимо молодого полковника, командовавшего его легкойкавалерией, сына Карла Девятого от простой женщины из народа. «Валуа! Я знаютебя и не забуду — ни тебя, ни твой дом. Вы пребудете в душе моей навеки». Иуже несся дальше. «Монгомери! Ришелье! Я сделаю вам сюрприз! Рони! Ла Форс, гдебеда — так и бог туда. Бирон! Ты видишь? Туман поднимается? Поднимается, долженподняться, это так же верно, как и то, что с нами бог и мы должны победить.Ларошфуко, я для тебя сюрприз приготовил, скоро ты услышишь раскаты грома!»
Нагнувшись с седла, хватает он воина за плечо, и тот падает, но не так, какпадает живой. Убитого, во всех доспехах, прислонили стоймя к стене часовни. —Осия? Ты? — спрашивает Генрих про себя, и не хочет верить тому, о чемопрашивает. — Скоро грянет удар грома, но этот уже не услышит его. Нас должныспасти пушки крепости Арк, только бы поднялся туман и можно было навести их. Уменя в окопе есть нормандец-пират, он скажет мне с точностью до одной минуты,когда поднимется туман. Услышь это напоследок, мой Осия! — Бездыханный лежитЛарошфуко при дороге, как лежал когда-то в замке Лувр в ночь резни другой, изтого же рода. Так лежат мертвые при дороге. А король несется дальше.
Вот он у швейцарцев. Держитесь, — скоро конец. Невозможно, их смяли.Ложбина у реки все-таки сдана, и сдана часовня. Остатки королевского войскаудерживают только траншеи у моста и подумывают уже об отходе на Арк иДьепп.
— Кум, — обращается Генрих к полковнику-швейцарцу, — вот и я, кум, тут умрувместе с вами или вместе завоюем славу. — Говорит, а сам видит, как видят и всеостальные, что плотные ряды врагов надвигаются с тяжелой мощью, вот-вотнавалятся и придавят, словно гробовой доской, и его и его королевство. И онсодрогается. «Прочь! Дальше! Это еще не конец: а мои гугеноты?» — И вот онзовет их, стойких защитников первой линии укреплений; ветеранов Жарнака,соратников господина адмирала, оставшихся в живых после двух десятилетий борьбыза свободу совести. Ревнители истинной веры! И они слышат его призыв, они видятего белые перья, выходят из окопа — самого первого, который эти железные воиныудерживают с утра.
Утром их было пятьсот, и они шагают так, словно их и теперь еще столько же.И с ними рядом идут убитые. Впереди — пастор Дамур. Его имя Дамур. — Господинпастор, начинайте псалом, — говорят король, и они поют. Напасть на врага, когдаон упоен блеском и гордыней, — так бывало и в прежних битвах, при Кутра такбыло. И всегда врагу приходилось плохо. Даже этот многомощный враг пугается,услышав псалом; он остановился, он в смятении.
Явись, господь, и дрогнет враг!
Его поглотит вечный мрак.
Суровым будет мщенье.
Всем, кто клянет и гонит нас,
Погибель в этот грозный час
Судило провиденье.
Заставь, господь, врагов бежать,
Пускай рассеется их рать,
Как дым на бранном поле.
Растает воск в огне твоем.
Восторжествуем мы над злом,
Покорны божьей воле.
Наконец туман поднимается — и тут же загремели с крепости Арк пушечныевыстрелы. Там, где враг подошел поближе, ядра рвут и бьют его. Это победа, иона спасет королевство. Господь или совсем не дает, или уж дает полною меройто, что принадлежит ему, — царство, силу и славу. Это тоже сегодня узнаетГенрих, исполненный страха божия. Колиньи, сын адмирала, является к нему иприводит с собой из Дьеппа, за который уже нечего опасаться, семьсот солдат, ивот к старым аркебузирам, ревнителям истинной веры, присоединяются еще семьсот.— Бог тебя посылает, Колиньи!
Генрих не жаловался и не молился, пока дела обстояли плохо, вернее даже —отчаянно плохо, но в счастье он взывает к господу, чтобы в счастье склонитьсяперед ним. Долгие часы, исполненные грозной опасности, перепахивал он копытамисвоего коня поле битвы, всюду принимал участие в схватках, и каждый из егомаленьких отрядов верит, что он все время с ним. Теперь он может остановиться.В туман и неизвестность бросал он имена, и эти имена он еще более прославил. Ивсюду, где ни появлялись белые перья его шлема, он укреплял в людях отвагу итвердость. Швейцарцам он принес свою верность — в ответ на их верность. Онговорил с мертвецами при дороге. Он учил маршала Бирона, и тот понял, кто передним. Судьба дала ему счастье. Его день уже давно начался, но лишь после того,как рассеется туман, этот день взойдет, сияя. Ему скоро минет тридцать шестьлет, но это была пока только молодость. По его лицу, которое просветлено скореетяжелой борьбой и перенесенными страданиями, чем радостью, текут смешанные спотом слезы!
С обеих сторон теснят врага его старые воины, борцы за свободу, борцы за